Я чуть не подпрыгнула на работе, когда увидела заголовок:
ИСИХАСТСКАЯ ЛЕСТВИЦА И ПРИЧИНЫ ЭКОЛОГИЧЕСКОГО КРИЗИСА

Лучше читать источник, там ссылки, но очень много эм... тяжелого для светского взгляда. Даже мне тяжеловато было, ибо позор мне, "Лествицу" я не читала(
Не знаю, почему Господь послал это теперь... почему с таким разрывом во времени поддержал меня в том, о чем мы говорили год назад... но не удержалась и повесила тут. Особенно меня впечатлило про листок))) ОЧЕНЬ впечатлило.

- - - - -
Новоевропейское понятие о «человеке безграничном», живущем в бесконечной Вселенной, создало предпосылки для экологического кризиса. Традиционное исихастское представление о человеке и Вселенной — иное. И человек, и мир мыслятся как творение Божие, которому от Создателя положены пределы. Православная аскеза меняет человека так, что он постепенно становится «человеком бесстрастным», для него уже недопустимо причинять вред окружающему его миру. Путь аскетического становления человека в докладе рассмотрен на примере Афонского подвижника — преподобного старца Силуана.

Экологический кризис имеет антропогенные причины. Их законно рассматривать в связи с вопросами антропологического порядка: как представляет человек свое место в мире? как меняется человек и как, соответственно, меняется окружающий его мир? В размышлениях над этими вопросами мы используем ресурсы исихастской аскетической традиции и ресурсы современного научного направления — синергийной антропологии.

Экологические проблемы нашего времени имеют свою предысторию. Новоевропейское сознание выработало представление о человеке безграничном[1], который силой своего «всемогущего» разума способен покорить природу. Таким образом, Вселенная превратилась в неисчерпаемый источник полезного для людей материала. «Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник», — так говорили «передовые люди» XIX века[2]. Неудивительно, что XX столетие стало временем острого экологического кризиса.

В условиях кризиса звучат иные утверждения. Митрополит Иоанн (Зизиулас) подчеркивает: «Человек занимает место священника в творении (the Priest of creation), поскольку он, или она, по доброй воле обращает его в средство общения с Богом и людьми. Благодаря этому материальное творение не становится средством для достижения индивидуумом удовольствия и счастья, но является священным даром от Бога... Подобное «литургическое» природопользование приводит нас к формам культуры, которые с глубоким уважением относятся к материальному миру, и в то же время сохраняют центральное положение человека»[3] в мире. Вопросы экологии приобретают особое звучание в литургическом контексте, а также — в контексте православной аскезы[4].

Лествица духовного восхождения представляет собой строго выверенную аскетическую практику, в ходе которой меняется человек и меняется его отношение к миру. <...> «все создано для служения человеку, и потому, когда есть необходимость, всем можно пользоваться в творении; но на человеке, вместе с тем, лежит долг заботиться о всем творении, и потому всякий вред, без нужды нанесенный животному или даже растению, противоречит закону благодати»[5].

<...>Страсть сребролюбия побуждает нас эксплуатировать природные запасы в расчете на сверхприбыль.

<...>чревоугодие побуждает потреблять больше, чем диктует физическая нужда, больше и по объему, и по ассортименту пищи.

<...>

«Кто Духом Святым познал совершенную любовь к Богу, тот на третьей ступени (в данном случае на высшей ступени — д.П.). Но это редко с кем бывает <...> Листок на дереве зеленый; и ты его сорвал без нужды. Хотя это и не грех, но почему-то жалко и листок; жалко всю тварь сердцу, которое научилось любить»[21]. Познавший совершенную любовь бесстрастный подвижник творит умно-сердечную молитву и одновременно заботится о своих нуждах. Если ему нужно сорвать листок, он срывает. Если он сорвал листок без необходимости, это как-то нарушает бесстрастное устроение души, хотя явного греха здесь нет[22].

В раю была гармония между человеком и окружающим его миром. Но богозданный человек согрешил, он сам изменился и мир изменился. Падшему человеку среда его обитания приносит не только радость, но и великую скорбь[23]. Благодаря преп. Силуану мы видим, как человек меняется в аскетическом подвиге: человек кающийся преображается в человека бесстрастного, на ступени бесстрастия снова обретается гармония в отношениях с миром.