Мама сказала, что биопсию двоюродной бабушке таки делали не на всякий случай. Я, в целом, так и думала, но все-таки надеялась, что ошибаюсь. Рак же всегда возвращается. Вот и вернулся.
И это значит, у меня совсем нет времени.

Вообще последнее время я жила словно в долг. Жила и была благодарна за очень короткий, как я знала, период, когда "все еще живы и не смертельно больны". И счастье заключалось в этой передышке и затишье. Но я ничего не делала. Не молилась. Не подавала сорокоусты, как раньше, на каждую свободную копейку... Не пыталась говорить с родными о Боге. Только ждала, как же смерть объявит о себе, как же это все будет. Не только с этой бабушкой. Со всеми в целом.

И теперь до меня дошло, откуда были эти невротические убегания абы куда. Вот отсюда. От страха опоздать, от бессилия и страха чувства вины за бессилие и опоздание. Я не знаю, все еще продолжаю не знать, как говорить с ближними о Христе. А теперь время упущено. Я не хочу, чтобы они, как и раньше, ставили равенство между таинствами, соединяющими с Богом, и смертью. Я хотела - чувство и мысль возникли буквально вчера - заговорить опять о Боге, опять предложить сопроводить их, бабушек, в храм... А теперь, когда бабушка знает диагноз, это будет выглядеть для нее совершенно определенно.

Я предатель. И их. И Бога. Я боюсь заговаривать с ними. Боюсь больше, чем боюсь, что они останутся непримиренными с Ним.

Я не знаю, может быть сейчас все родные ропщут "за что". И переделать фразу в "для чего" у меня не получится... Я часто говорю Богу: "Господи, всё, что угодно со мной и с ними, только спаси их, научи любить Тебя, пусть услышать Твой зов". Я не отказываюсь и теперь. Просто сейчас время мое кончилось. А мудрость, любовь и вера мною так и не взращены во мне, чтобы...

И как бы то ни было - слава Богу за всё.

Кузя, пожалуйста, не надо философии.