Сегодня в кругу родных обнаружила, что жена дядиного давнего друга - директор института консультирования. Или как-то так. Короче, закончила тот же АППО, что и я, по той же психологии, проработала в какой-то психологическое организации, а теперь 5 лет назад с коллегами создала свою - институт с гос.дипломом. В общем, могут же люди, но я не о том.
Она тоже была не в курсе, что у меня есть бордовая корочка. Спросила, работаю ли я по специальности. Я сказала, что, как видят, нет.
А потом я посмотрела вокруг себя... и подумала в очередной раз... что подумала, писать не буду. Но сейчас так... противно, что хочется удалить всех избранных, ПЧ, и вести закрытый дневник, сидя в своем шкафу под кроватью в дали от этого мiра.
А ведь я продолжаю горевать на тему того, что я не умею и боюсь любить, и не хочу, хотя регулярно прошу Бога меня заставить и научить: как-никак цель жизнь. Не половым образом, разумеется, а человеческим. Это (любить) ахренительно больно. Даже несовершенно, даже только пытаться. Невыносимо больно. А я так устала от боли, что от открытости и приятия осталась лишь видимость.
И я уже не совсем понимаю: больно, это потому, что во мне понятные страсти шипят и извиваются, или все-таки потому, о чем говорил митрополит Антоний Сурожский, и боль есть плачь о несовершенстве человека при видении его потенциала.
А еще я все чаще вспоминаю сережкин термин "мокренькие собачки". Инвалиды хорошие психологи.