читать дальшеВчера снилось мое Дивущино. Это не было удивительным. Его деревенские рисунки родили во мне ностальгию. Сон был печальным и пронзительным. Мой прежний начальник привез меня туда вместе с коллегами. Сгоревшая давно деревня, и среди поля окруженного лесами - полуразрушенный мой дом. Я вышла в сарай, где был когда-то хорошо оборудованный туалет. Крыша была проломлена, вдоль нее свисала деревянная балка, и ветхие прогнившие насквозь пепельные от старости поперечные доски как ребра у конька впускали внутрь небо. Задняя стенка туалета отсутствовала, уничтожая тем самым сам туалет, а старые перегнившие фекалии охровой жижой текли внутрь сарая, отнимая желание спускаться к коровнику по привычной, некогда пахнувшей дровами лестнице.
Остальной дом тоже был аварийным. Начальник что-то бодро говорил мне, а я рылась в ящиках серванта, где раньше жили пластинки со сказками и песнями... и думала о том же, о чем при печальном зрелище сарая: сколько дедушкиных трудов, сил и любви заложено здесь, сколько безвозвратно утрачено, и как невосстановимо былое...
Вчера на ночь я снова смотрела картины. Показывала их маме. У нее болела голова, потому картины казались ей слишком рябящими, хоть она захотела посетить галерею. Я поделилась ассоциацией с Дивущино. Она возразила, что там красивее. А ночью мне снова снился яркий, но другой сон.
Мы ехали на второй папиной семерке, белой, по Косыгина. От "Июня" в сторону метро и Покровского храма. За рулем был дед, на заднем сиденье сидели я и моя беременная Лялей сестра. На углу стояли какие-то несчастные люди. Четверо детей и трое взрослых. Мужчин. В машине не было места, но дед остановил машину. Дети даже удивились, что к ним столько внимания. Я попыталась сказать, что мы не влезем, что машина гнилая, и мы просто провалимся через пол на землю. Вперед сели двое взрослых. Один, причем, на ручник. И двое детей. А сзади еще один взрослый и двое детей. Мне пришлось взять сестру на руки. И я всю дорогу гладила ее огромное пузо. Но дорога была недолгой. С ревом от тяжести на какой-то огромной для нашей развалюхи скорости мы подъехали к храму. И вышли. Сестра отправилась в храм. Я поняла, что она в храме уже позже, и отметила радость внутри. Деда словно и не было. Словно он мне привидился и приснился, а за рулем был кто-то другой. Рядом с храмом стоял старый барак. Его не существует в жизни. И на его пороге толпились те четверо детей. С уже одним только взрослым. Подошла сестра. И сказала, что договорилась о детском доме для них, что их сегодня во второй половине забирут на автобусе. Они были бездомными. Три девочки 7-9 лет и такой же мальчик. Гуня потянулась к перекладине между дверьми. А две девочки осторожно припали к ее животу. Я испугалась: там же Ляля, но они были осторожны и ласковы. В детдом они не хотели. И я подло врала им, что там тоже есть тети и дяди, которые будут о них заботиться. Они согласились. Одна девочка и мальчик были родными братом и сестрой. Я обняла их и сказала, что попрошу, чтобы их не разлучали. Хотелось плакать.
Рядом с храмом сидел какой-то пожилой человек. Один из тех, кто был с детьми. Он стал спрашивать про умершего деда. По вопросам я поняла, что он из совета ветеранов финской... По лицу против потекли горячие слезы. От того, что кто-то с любовью говорит о моем деде. А он что-то говорил о том, что вот школы закрывают двери и не дают пользоваться стратегическим ресурсом - водой. Что это ужасно. Я встала и пошла в школу. Совершенно спокойно и уверенно вошла, спросила директора. В холе был только гардеробщик, спросил, хороший ли я работник, что хочу к директору. Я сказала, что могу быть хорошим, могу не быть. Он объяснил, куда идти. На втором этаже старшеклассники уже знали, что я к директору. Подсказали, где его найти. Директором оказался мужчина, судя по имени. Но разговаривала со мной женщина: в маленьком кабинете с открытой дверью ютились трое. Две женщины и мужчина. Я спокойно сказала, чтоб они не волновались, что проситься работать я у них не буду, что я по поводу воды. Я понимала, что говорю бред, но не могла не говорить. Мне хотелось, чтобы того, кто знал моего деда, наконец-услышали, чтоб он знал, что у него есть поддержка. Меня сперва слушали, как идиотку. А потом кто-то сказал, что все понятно, мол, тот старик (назвали по-фамилии) внизу. И я поняла, что его любят, а к его чудачествам снисходительны. И мне опять захотелось плакать. И я заплакала. На этот раз голос срывался. А я сказала им, что мне жаль, что они не понимают проблемы, но что я благодарна им за отношение к старику и их тепло к нему.
Я ушла. Вернулась к тому ветерану, сказала, что ничего не вышло. Я плакала, говоря с ним. И проснулась от того, что слезы залили подушку и стало горячо и мокро. Он пошел за мной, что-то говоря про веру и Сталина. Я обернулась и напомнила несколько, что Сталин покаялся. А он спросил, а дед. И я, проходя в щель между домами у школы, ответила, не оборачиваясь, что дед - нет.
Потом я, уже дома, где почему-то ютились в полном смысле этого слова все родные, включая двоюродных бабушек, и шел странный ремонт,спросила маму, может возьмем одну из сироток себе, мне очень запали в душу эти девчушки (она тоже была с сестрой в храме и видела их), пока детей не увезли, а она сказала "нет", что дело в общении, что нужно тогда брать всех четверых, а этого я не потяну. И я поняла, что автобус с ними уже уехал. Но я верила, что там им будет хорошо...
А еще мне снилось, что я пью вино... или какой-то мамин... одеколон прозрачно-бежевый... просто форма бутылки была необычно... я пила его из ложки и понимала, что я же в жизни давно не пью вино, удивлялась себе, но продолжала... мне нравилось... может, это была такая клубничная настойка или что-то такое... домашнее, перебродившее... Вот сейчас думаю, вино это вино радости, а я пила его во сне и плакала...
А потом, пока я завтракала, по 1 каналу говорили, что сегодня д.р. Вячеслава Тихонова. А он мне всегда немного напоминал деда спокойствием и тонкими губами. И на кадре из "Доживем до понедельника" я заплакала уже наяву.
Мне и сейчас еще хочется плакать...
@настроение: сонное
@темы: Дивущино, "...рассказ о том, что ему не интересно"(с), Грустное, Дети, Семья, Сны, Я, Господь
Он художник. И я смотрела на его рисунки. Причем исключительно пейзажи.
Дело не в актере. А в ассоциации с дедом. И в том, что оба ушли в вечность недостаточно с т.з. библии к ней готовые. Я помолилась о них. Не вижу, чем это плохо.