небольшая зарисовка на тему "Собора Парижской Богоматери"-39
Прошу тапками сильно не кидаться, а если бить, то только не по голове) Фанфики не писала никогда - предпочитаю творить свое, но попробовать что-то новое всегда рада
Критика приветствуется, ибо это - движение вперед.
В общем, приятного прочтения.


I
Сначала он рассмотрел самоубийство, но затем, подумав, что самоубиваться после того, как не так давно чуть было не покинул белый свет против собственной воли, совершенно нелепо, решил искать какой-нибудь другой выход…
Да-да, он выжил. Он и сам не знал, почему.
Забавная, все-таки вещь человеческая психика… В тот самый момент, когда несчастный горбун поднял его на вытянутых руках и швырнул в окно собора, как какую-то тряпичную куклу, вся жизнь, как говорится, прошла перед его глазами и последней мыслью перед тем, как его поглотила тьма, было «Господи, как жить-то хочется!...»
То, что он выжил, многие ( в частности, Клод) восприняли, как чудо. Шутка ли, упасть с гигантской высоты, шлепнуться на вымощенную кирпичом площадь – и отделаться только переломом нескольких ребер, незначительным вывихом, и легким сотрясением мозга!… Старший брат, не гнушавшийся выхаживать его, как когда-то в детстве, частенько рассуждал вслух, что это Господь не допустил его внезапной и такой страшной кончины… И, если учитывать то, что не далее, как позавчера Клод собственными глазами видел одного важного господина, упавшего в лужу и умершего от того, что вода попала в легкие, сравнительно небольшие повреждения Жана следует считать не иначе, как чудом и милостью Божьей…
Брат был счастлив. Будучи уверен в том, что Жан с ним полностью согласен, он продолжал свои экзальтированные проповеди о чуде и перерождении. Странно, но переродившимся Жан себя не ощущал. Он, вообще, не ощущал ничего, кроме усталости.
« Наш всеблагий Господь допускает телесные страдания, чтобы очистить душу своего возлюбленного творения от греха. Воистину, мой дорогой брат, телесные страдания облагораживают нас!» - вещал Клод.
«Аминь.» - сухо сказал Жан и отвернулся к стене. Он понимал, что брат намекает на исповедь, но в душе его не было ни покаянного чувства, ни былого доверия к архиепископу. Не было и злости к Квазимодо… Когда Клод осторожно завел разговор о горбуне и поведал, что того, аккурат в самый день падения Жана из окна собора, повесили на Гревской площади, Жан выдал длинную тираду о правоохранительной системе, публичных казнях и короле, а затем надолго замкнулся и Клоду стоило больших трудов разговорить его вновь.
О ней он даже не старался не думать… Облик прекрасной цыганки сильно потускнел в его памяти и вновь насыщать его красками Жану было как-то не с руки. Она нарушила ход его жизни, она причинила ему массу неудобств, она, в конце концов, стала причиной его падения ( и физического, кстати говоря, тоже) и гибели несчастного горбуна… Определенно, из Жана Фролло никогда не вышел бы трубадур – он и имя некогда так пленившей его женщины вспомнил с трудом.
Эми..
Эсма…
Эсмеральда…
Лежа в кромешной тьме в небольшой келье, которую выделил ему Клод, Жан тихо произнес ее имя...

II
Сентябрьский вечер был тих. Только что прошел дождь, и небо все еще хмурилось. В воздухе чем-то воняло ( говоря по правде, в Париже воняло всегда, после дождя же запах в определенных частях города становился просто невыносимым) и изредка встречавшиеся горожане усиленно зажимали носы. Но Жану нравилась его неспешная прогулка. С Божией помощью, он уже мог передвигаться самостоятельно и, если не считать тупой боли в груди, к которой он, собственно, уже привык, и головокружений, то он был практически здоров. Опираясь на тросточку, он шел, с удовольствием вдыхая прогорклый воздух, и чувствовал, как прежняя сила вливается в него. Подумать только, еще недавно он думал о самоубийстве!... Он, молодой еще совсем человек, у которого, как говорил старший брат, «вся жизнь впереди»!.. Жан улыбнулся своим мыслям и легко вздохнул. Город уже погружался в сумерки и, окутанный туманом, казался таинственным, почти мистическим. Надо бы поворачивать домой… Жан постоял еще немного, любуясь течением Сены, а потом круто развернулся и быстро зашагал по мощеной кирпичом улице. Хорошо бы попасть в собор до того, как темнота поглотит город… Эта улица считалась одним из самых нехороших мест Парижа. Не столько из-за того, что тебя могли ограбить или даже убить, ну или был риск быть увлеченным в объятия какой-нибудь из местных красоток, приторговывающих своим телом, сколько потому, что сверху на голову могли быть без всякого предупреждения вылиты помои или кипяток. Зажав нос ( смердело здесь просто невероятно), Фролло, насколько мог быстро, продвигался вперед, не обращая внимание ни на подозрительную стайку мальчишек, ни на увядающих красоток, зачастую одноглазых и беззубых, которые, глумливо улыбаясь, отпускали довольно сальные шуточки и провожали его томным взглядом … И вдруг он застыл, как вкопанный. Буквально в нескольких шагах от себя он увидел ее…
Сердце подскочило и пустилось в бешеный галоп. Это была именно она, Эсмеральда! Ее нежный, певучий грудной голос он не мог спутать ни с чем… Переведя дух и убедившись, что цыганка его не заметила, а если заметила, то не узнала, он отошел на такое расстояние, чтобы видеть ее и, вместе с тем, оставаться незамеченным и принялся наблюдать за молодой женщиной.
Все такая же подвижная, одетая в яркое цветастое платье, похожее на то, в котором она, бывало, выступала, цыганка живо разговаривала с каким-то молодчиком. Тот будто бы уговаривал ее на что-то.. Поначалу оглушенный Жан, решив, что к девушке пристают, хотел было рвануться на помощь, но смех Эсмеральды, вульгарный, злой, заставил его оставаться на своем месте. Тяжело дыша, он смотрел, как обольстительница берет под руку того самого молодчика и, тряхнув роскошными волосами, удаляется с ним восвояси…

III
Пронизывающий ветер заставил его плотнее запахнуться в плащ. Моросящий дождь вызывал досаду и раздражение, ноги промокли и окоченели, но Жан и не думал покидать своего укрытия. За месяц, в течение которого он неизменно приходил на ту самую улицу, где так неожиданно встретил ее, бывший судья облюбовал себе такой наблюдательный пункт, что даже наметанный глаз гниющей от сифилиса старой проститутки, которая все еще не теряла надежды «подцепить богатенького клиента», не мог его разглядеть.
Жан никак не мог понять, что влекло его сюда. Об Эсмеральде он давно уже не думал с вожделением и если всколыхнулось в его груди нечто при первой встрече, то оно, это теплое чувство, быстро погасло… Сейчас цыганка внушала ему жалость и отвращение. Он наблюдал за тем, как она стоит, прислонившись спиной к стене дома, чуть поодаль от всех остальных прелестниц, и смотрит куда-то невидящим взглядом, оживляясь лишь тогда, когда на горизонте появлялся более-менее прилично одетый господин. Вне всяких сомнений, Эсмеральда, маленькая цыганочка, чьи кренделя ногами еще недавно так сводили его с ума, стала проституткой… Но почему? Где король, обещавший оказать поддержку ей и ее народу? Где, в конце концов, Гренгуар?..
Он не находил ответов на все эти вопросы. Можно было бы подойти к ней, молча взять за руку и повести за собой. Вполне может быть – Фролло невесело усмехнулся – что сейчас она пошла бы с ним, и даже наградила бы его ночью любви… Да, можно было бы задать эти вопросы, непосредственно, ей… Может быть, еще не поздно?..

IV
В этом году снег выпал рано. День выдался на удивление ясным, но морозец не ослабевал. Никогда еще в ноябре не было так холодно… Кутаясь в теплый плащ, Фролло вышагивал по уже привычному ему маршруту. Две недели он не приходил сюда и, честно говоря, сердце его то и дело сжималось в ожидании. Он был полон решимости сделать хоть что-нибудь, помочь ей, защитить…
Она все так же стояла, словно античный титан подпирая стену ветхого дома. Такое впечатление, что цыганка так и стояла с тех пор, как он ушел, не двигаясь с места и не меняя позы. Ноги ее были обуты в теплые сапоги, а на плечах красовался роскошный плащ. По всему видать – не бедствует… Он остановился и посмотрел, как Эсмеральда, вынув из кармана деньги, бегло пересчитала их и вновь положила на место. Зябко ежась, повела плечом, обвела равнодушным взглядом своих кудахчучих «коллег»…
Жан резко вздохнул и сделал несколько твердых шагов вперед, сократив разделявшее их расстояние. Хватит прятаться. Он должен сделать хоть что-то, что заставит его прекратить бессмысленные походы сюда. Пройдя еще немного, он поравнялся с женщиной и взглянул ей в лицо…
По-прежнему красивое, оно, тем не менее, было на удивление безобразным. Губы обрюзгли, вокруг глаз пролегли морщинки, кожа утратила свою свежесть, приобретя болезненно-серый оттенок. Печать порока коснулась некогда совершеннейшего творения Всевышнего, и Фролло отшатнулся в ужасе.
В это мгновение она подняла свои, все еще дивно прекрасные глаза и, похотливо стрельнув в него взглядом, улыбнулась. По всей видимости, не узнав его, она томно произнесла какую-то развратную глупость и мерзко хихикнула. Оглушенный, обескураженный Жан не сразу сообразил, чего она от него хочет, но, когда Эсмеральда взяла его под руку, вырвался так резко, что, кажется, ненароком толкнул ее.
Фролло не стал оглядываться и ускорил шаг. Вслед ему донеслись грязные ругательства, но он и ухом не повел…
Он похоронил своего мертвеца.