Чужие фики. РиДж=АрКа. Цитаты

[gsm]

С милостивого разрешения того же автора, безжалостно кромсаю его слэшный в своей основе фанфик, превращая бережно отобранное для себя самой в трогательное гетеро. И, несмотря на то, что мои, как и Олемины, Арман и Камилла характерами совсем иные, комок встает в горле, когда читаю эти отрывки.

Добро пожаловать в Верону - автор Сын Дракона

У автора рассказ построен как в определенном порядке поданные подлинные письма героев Шекспировской драмы, найденные в наше время некими студентами-археологами. Это для приведенных ниже цитат совершенно не важно, но этот детективный ход автора мне импонирует. А говорю о нем, дабы пояснить появление прямой речи - т.е. текста от первого лица.

Итак
Алессандро Капулетти - граф Капулетти (по нашему - Арман)
Лючия - его жена. (по нашему - Камилла)
Бьянка - супруга герцога, которой адресовано письмо.

АлЛю ))

Из рассказа графа Алессандро Капулетти (по нашему - Арман)

"Вернувшись в свой дом, я решил не откладывать дело в долгий ящик и незамедлительно навел справки, у кого из наших сторонников имеется дочь на выданье. Я не хотел связываться с дальними невестами: моя жена должна была нести в себе дух Капулетти. Один из друзей нашего дома сообщил, что у него есть дочь - правда, несколько моложе брачного возраста, но готовая войти в него всего через год. Год меня не слишком устраивал, однако я все же поехал вместе с ним. Он клялся и божился, что красота дочь полностью искупает ее юный возраст. Впрочем, сам он тоже обладал довольно смазливой внешностью, так что особых причин не верить ему у меня не было.
Едва добравшись до дома, он приказал послать за дочерью. Возникла суета, и вскоре поток челядинцев вынес нам маленькую хрупкую фигурку.
В тот момент я едва не рассмеялся в лицо своему провожатому - он показывал мне дитя. Однако в следующее мгновение дитя подняло личико, и я встретился с пронзительно-бирюзовым взглядом. Ее отец не соврал: Лючия и правда была хороша, и не просто детской прелестью. Уже тогда в ее внешности присутствовало нечто царственно-величественное, а роскошные золотистые локоны, несмотря на то, что были чуть растрепанными, ибо собирались в спешке, напоминали корону. Огромные, опушенные темными ресницами глаза глядели прямо и уверенно. В единое мгновение я решил, что она станет достойной хозяйкой моему дому. Забыв об окружающих, я опустился перед ней на одно колено, так, чтобы наши глаза находились на одном уровне и спросил:
- Прекрасная дева, согласитесь ли Вы стать моей госпожой?
И знаете, что мне ответила эта будущая госпожа?
- Да, сударь, если Вы обязуетесь не забывать про меня!
Краем глаза я видел, как смешался ее отец - впрочем, насколько я знал, детей у него было много, и наверняка эта наивное требование девочки вызвалось нехваткой времени на всех. Поэтому я очень серьезно произнес:
- Обещаю.
И протянул ей руку ладонью вверх. Подумав, она накрыла мою руку своей ладошкой. "

=========

Из рассказа Графини Лючии Капулетти

Итак, ты спрашивала, когда я впервые познакомилась с Алессандро.
Надо сказать, что нашей семье всегда катастрофически не везло с мужчинами. Я родилась в благородной семье, насчитывающей не одно поколение достойных веронцев, однако особым богатством мы не отличались. Много лет назад мой род примкнул к семье Капулетти, и мой отец, так же как дед и прадед, являлся их ярым сторонником.
Мне никогда не доставалось особенно много внимания: у отца нас было много, и в основном дочери. Так, за моими действиями не слишком следили - главное, чтобы я вовремя приходила к столу и ложилась спать, а также не забывала молиться. Поэтому я не могла не запомнить дня, когда меня разыскали в саду, оторвали от кукол, едва ли не волоком втащили в дом, где в большой спешке натянули на меня более новое и красивое платье, одновременно пытаясь собрать мои растрепавшиеся от игры волосы в достойную прическу. Когда слугам удалось проделать со мною все это, меня также поспешно увлекли вниз, где я увидела отца. Рядом с ним стоял незнакомый мне мужчина, примерно такого же возраста, что и он. В таких случаях принято писать о каких-либо предчувствиях, "внезапных вспышках"... но я не ощутила ничего особенного. Я с посредственным интересом смотрела на его дорогую одежду и думала о том, задержат ли меня отец с его гостем или отпустят играть дальше. Усердная подготовка невесело подсказывала мне, что, скорее всего, верным будет первое...
Тем временем незнакомец встал передо мной на одно колено - так, что его серые глаза оказались как раз напротив моих. Мне понравились его глаза, в них была какая-то... грустная усмешка, что ли. Он спросил, хочу ли я стать его госпожой... его женой.
Немного отходя от темы - но лишь для того, чтобы пояснить ее, я должна сказать тебе, Бьянка, что до тех пор моими мыслями владел лишь один мужчина.
Разумеется, это был мой старший брат Винченцио. Когда он жил с нами, у него всегда находилось время, чтобы побыть со мною, поиграть или рассказать что-нибудь. Он выделял меня среди сестер, называя своей звездочкой, и я с детской наивностью поверила, что он действительно мой.
В ночь перед его свадьбой я плакала, не переставая. Я всегда была очень спокойным ребенком, и, помнится, не плакала даже когда падала или ударялась, но в ту ночь я рыдала и не могла остановиться. Я еще не видела той, что отняла у меня брата, но уже ненавидела ее всей душой. Винченцио был моим и только моим!
Но мои желания ничего не значили. Брат женился и, поддаваясь уговорам молодой жены, покинул Верону, договорившись с отцом, что возьмет на себя управления нашим небольшим поместьем. Отец был только рад - в нашем городском доме так и так не хватило бы места для всех.
С тех пор прошло уже четыре года. Я знала, что них там родился сын, ему было уже больше двух лет. Я почти смирилась с тем, что брат уже никогда снова не станет моим. И вот теперь кто-то хотел взять в жены меня... Ну что ж, рано или поздно, так должно было бы случиться - но вот только теперь я не собираюсь отдавать то, что действительно будет принадлежать мне. Поэтому я с ходу поставила условие: он обязан был никогда не бросать меня. Я всегда обдумывала то, что говорю - даже когда была совсем маленькой. Взрослых это забавляло: меня трепали по голове и, смеясь, называли меня забавным ребенком. Это очень раздражало - почему нельзя говорить разумно, неужели пороть чушь лучше?
Однако этот человек не рассмеялся. Он посмотрел на меня очень серьезно и дал обещание - и в ответ я дала ему свою руку.
Отец, разумеется, был доволен.

Алессандро - а это именно он был тем гостем, как ты, разумеется, догадалась - настоял на том, чтобы я переехала к нему. По-моему, отец повозражал лишь для вида и скоро согласился. Мой старый и новый дома все равно находились в пределах одного квартала, и десяти минут хватило бы, чтобы преодолеть расстояние между ними.
Дело в том, что мне в ту пору было лишь десять лет, поэтому с Алессандро мы сперва отпраздновали лишь помолвку, а свадьбу отложили на загадочное для меня тогда "потом". Он с самого начала предложил звать его по имени, так что я даже не сразу узнала, что моим будущим мужем является граф Капулетти. А когда узнала, это стало для меня уже чем-то само собой разумеющимся.
Итак, теперь я жила в доме Капулетти, и все там с первого дня знали, что я не просто гостья, а их будущая хозяйка. Мне нравилось чувствовать себя важной персоной, и я изо всех сил старалась соответствовать своему новому положению.
Тогда я не совсем понимала, чего все ждут - никто не мог мне назвать точной даты свадьбы, а слишком настаивать мне не хотелось: не может же уважающая себя девушка лично гоняться за женихом. И все же я с нетерпением ждала определенности.
Но вот однажды утром, когда я проснулась и поднялась с кровати, меня ждало страшное зрелище: часть постельного белья окрасилось багровым. Я отшатнулась, попав в руки переехавшей со мною няни. Она, стараясь успокоить, обняла меня, однако разглядев, что меня так напугало, лишь рассмеялась. Обняв меня снова, на сей раз еще крепче, она довольно сообщила, что, наконец, пришло и мое время.
И дом будто бы очнулся от спячки. Алессандро на несколько дней куда-то уезжал, но и без него уже к обеду в коридорах было не протолкнуться. Все куда-то спешили, что-то делали, но в результате просто еще больше суетились. От этого шума и беспорядка у меня начала болеть голова, и, несмотря на то, что в моей душе тоже царило какое-то смятение, я решила, что надо с этим что-то делать.
Конечно, мой родной дом был не столь велик, однако матушка всегда прекрасно руководила хозяйством. В конце концов, дом Капулетти - это теперь мой дом, и поддерживать в нем порядок - мое дело.
Больше всего меня смущало, что я не знала, как подступиться. За те почти два года, что я прожила здесь, меня никто ни во что не посвятил, и мои дни проходили лишь в играх и книгах (думаю, ты помнишь нашу замечательную библиотеку!). И тем не менее я взяла себя в руки. Найдя управляющего, я потребовала объяснения на тему, что происходит и почему в доме такая неразбериха. Поклонившись, он ответил, что ведутся приготовления к свадьбе, что господину графу уже отослано письмо, и надо, чтобы к его возвращению все было готово.
Свадьба! Не знаю, Бьянка, понимаешь ли ты мои чувства в тот момент. Я знаю, что тебе сделали предложение, когда ты уже была взрослой, и ваша с герцогом помолвка не тянулась так долго, как моя. Тем приятнее мне было услышать, что моему неопределенному положению в доме пришел конец. В тот момент мою душу охватил такой восторг, что я, не слушая робких возражений управляющего, сама активно включилась в процесс подготовки. И, должна сказать без ложной скромности, с моим участием подготовка стала проходить более упорядочено, а суета и бессмысленное метание прекратились. Так что, когда Алессандро вернулся к вечеру следующего дня, я с гордостью могла представить ему полностью подготовленный к нашему торжеству дом.

Следующий год был похож на сказку. Как ни странно, но я почти не помню свадьбы - она слилась в одно светло-яркое пятно. Так же, как и мой первый выход в свет - я увидела герцога (еще предыдущего, отца твоего супруга) и его наследника удивительно близко, а синьора Монтекки с его супругой - вообще в первый раз. Помню лишь, как на мгновение в глазах Алессандро сверкнуло торжество: я была моложе и красивее жены его соперника. Однако тот отвернулся, надменно задрав подбородок. Я знала, что у него уже есть сын, и он очень гордится этим. Я решила, что тоже скоро подарю своему мужу наследника.
И действительно, прошло не так много времени, и я оказалась в тяжести.
Это тоже было счастливое время... Алессандро никуда не уезжал, и почти все время мы проводили вместе. Меня окружили таким вниманием и такой заботой, что я самой себе казалась царицей. Беременность давалась мне легко, и все вокруг для меня являлось будто бы светлым сном, нарушенным лишь самими родами.
Господь как будто расплатился со мной за спокойные месяцы, и, оглядываясь назад, я не могу понять, как я тогда это выдержала. Казалось, сам мир рождался не в таких муках, как мое дитя.
Очнувшись, я услышала голоса. Немного приоткрыв глаза, я увидела своего мужа и женщину, которую выбрала в кормилицу. Она держала на руках маленький сверточек, и Алессандро склонился над ним. Женщина смотрела туда же, но, видимо, краем глаза, заметила мое движение. Мои потрескавшиеся губы прошептали лишь одно слово:
- Мальчик?
И все же Алессандро услышал меня и подошел к моей постели. Присев на край он взял меня за руку. Он улыбнулся, но глаза у него были грустными.
- Дочка, - ответил он. - И, надо заметить, удивительно хорошенькая. А мальчики... будут еще.
Я закусила губу. Конечно же, ему хотелось сына... И неужели мне через все это надо будет пройти заново?!
Додумать я не успела: повинуясь кивку моего мужа, подошла кормилица и положила мне на руки тот самый сверток, что держала доселе. Это и была моя дочка.
Моя Джульетта.

Моя дочка казалась мне такой очаровательной, что вскоре я перестал сожалеть о сыне. Еще на несколько месяцев я вернулась в счастье.
Потом я поняла, что вновь жду ребенка - однако доносить его не смогла. То же самое произошло и еще раз, и еще... Мне стало страшно смотреться в зеркало, я была похожа на тень самой себя. Джульетте к тому времени уже исполнилось шесть лет, моя красивая, здоровая девочка - но больше детей у меня не рождалось...
Мы с Алессандро решили прекратить собственные попытки и обратились к медикам. Они долго мудрили, но потом все же решились на ответ: мой организм еще не окреп ко времени брака, и раннее дитя нанесло ему тяжелый удар. Возможно, через несколько лет - говорили врачи, но прятали глаза... Мне сразу стало ясно, что это пустые обещания - они сами не верили в свои слова. Джульетте суждено остаться моим единственным ребенком.

С тех пор между нами с Алессандро будто пролегла тень. Я не услышала от него тогда ни слова, но мы отдалились друг от друга. Тогда я будто впервые разглядела нашу огромную разницу в возрасте - он уже перешагнул середину пятого десятка, мне же еще не исполнилось и двадцати лет. Ему некому оставлять свой дом и свое имя - я не смогла выполнить самую главную свою роль.
Самое печальное, что все это произошло в то время, когда у нас гостил мой племянник. Тибальт, старший сын моего брата, по моему настоянию приехал в Верону и жил с нами вот уже пару месяцев. Мне так не хотелось его отпускать - он столь напоминал мне брата, которого я когда-то так любила. Удивительно хорошенький мальчик - в своем нежном возрасте он выглядел уже поразительно мужественным. Мягкие золотистые локоны, вечная гордость нашей семьи, великолепно дополняли его облик, придавая сходство с юным ангелом.
Беда не приходит одна. Ты должна помнить тот год, Бьянка - тогда произошли несколько чумных вспышек у самой границы нашего герцогства. Мы все молились, чтобы зараза миновала Верону, но, хотя Господь и услышал наши мольбы, семью Винченцио чума не пощадила.
Я узнала об этом поздно - я была так поражена ужасной вестью о невозможности иметь более детей, что моя выдержка на время изменила мне. Я пару дней не видела Алессандро, и практически утвердилась в мысли, что он будет добиваться расторжения брака. Я даже смирилась с этой мыслью - в том момент мной владела такая подавленность, что не походила на саму себя. И все же я поинтересовалась у слуг, где мой муж - и тогда-то все узнала.
Он получил разрешение, Бьянка, от твоего супруга - на то, чтобы сжечь поместье моего отца, в котором жил тогда мой брат с семьей. Оглядываясь назад, я не могу винить герцога: я понимаю, что он всего лишь хотел защитить Верону от заразы, но стоит мне подумать, о войске, оцепившем границу - и даже сейчас мое сердце болезненно сжимается.
Я порывалась немедленно последовать за Алессандро - догнать его, остановить! Ведь не обязательно они все должны были умереть, кто-то мог выжить! Ведь выживали же!
Но слуги меня не выпустили. Они прятали глаза, но стеной стояли возле каждой из дверей нашего дома: приказ графа Капулетти был однозначен.
Когда он вернулся, я не спала уже больше суток. Я извелась и чувствовала, как отчаянье сменяется яростью. Если и существовали в прошлом фурии, то они были похожи на меня в те дни. Стоило Алессандро переступить порог, как я бросилась к нему и подняла руки, чтобы заколотить по его груди, но он перехватил мои запястья. Я вздернула подбородок, чтобы заглянуть ему в глаза - из маленькой девочки я уже тогда вытянулась в статную женщину.
- Почему? - выдохнула я. - Почему?!!
Он держал мои руки, ибо я все еще порывалась надавать ему пощечин. Его лицо посерело от усталости, а глаза смотрели печально - но я не замечала, не хотела замечать этого.
- Ты бы ушла к ним, - тихо, но очень твердо ответил Алессандро.
- Я имею право! - к моим глазам подступили слезы, и от этого я разозлилась еще больше. Я не помнила, когда плакала в последний раз - это было очень давно, но помню, что утешал меня тогда Винченцио. Мой брат, которого теперь нет, которого я больше никогда не увижу! - Они мои родственники, они могли надеяться на мою - на нашу! - помощь!
- Опомнись, Лючия! - он встряхнул меня, но я почти не чувствовала ни этого, ни того, что мои руки уже начало сводить от его стальной хватки. - Ты хотела умереть вместе с ними? А если б ты выжила - тебя не пустили бы обратно в город! А если бы и пустили, то неужели ты хотела бы принести заразу и в этот дом? Ты бы хотела смотреть, как умирает НАША дочь?
У меня больше не было сил. Мои колени подогнулись, и я повисла, поддерживаемая лишь руками Алессандро. Он осторожно выпустил мои руки, и я опустилась на колени, вцепившись в ковер пальцами. Я стискивала его все крепче, пока от напряжения не сломались несколько ногтей.
Тогда я почувствовала, что Алессандро опустился рядом. Ему удалось снова завладеть моими руками - на сей раз не запястьями, а ладонями - и в следующую секунду он начал покрывать их нежными поцелуями. Я ощущала его губы там, где тиски его рук оставили мне синяки, и на кончиках пальцев, он будто не замечал обломков ногтей.
- Подумай о Джульетте, Лючия, - сквозь какую-то пелену слышала я его голос, тот голос, который когда-то так нравился мне, и в котором я теперь слышала лишь пустоту, - подумай о Тибальте - ведь у него теперь осталась лишь ты. Господь решил лишить нас сына, а его родителей - так не должны ли мы позаботиться друг о друге? Лючия, ты сильная, ты сможешь стать ему матерью, подумай об этом! Неужели тебе хотелось бы лишить его всех?
Я с трудом разлепила ресницы, потяжелевшие от слез. Алессандро выглядел постаревшим, от его подтянутости не осталось и следа. Ему вполне можно было бы дать и больше его сорока шести лет. Я устало склонила голову - как бы гадко ни было у меня на душе, я понимала, что он прав. Не ради него, но ради Джульетты и Тибальта я должна была снова стать сильной.
И я стала такой, ты знаешь это. Сталь, прежде чем закалиться, проходит через пламя и ледяную воду - и так же, как сталь, закалилась и я. Быть может, поэтому я и смогла остаться в живых, когда... потеряла моих милых детей. Видит Бог, я была бы рада, если бы мое сердце не выдержало горя - как у Октавии... Но я выжила - чтобы помнить, чтобы перебирать ошибки и чтобы молиться за их бессмертные души.