Чужие фики. РиДж=РиДж. Цитаты

[gsm]

С милостивого разрешения уважаемого автора, кроме цитатника, помещаю и в дневнике наиболее тронувший момент его рассказа.

Источник - ЖЕНИЛСЯ БЫ РОМЕО НА ДЖУЛЬЕТТЕ... автор - Сын Дракона

Мне интересны здесь отношения отца и дочери. В целом, то, как они описаны, совпадает пожалуй, с моим вИдением. По крайней мере, фанфик стоило прочитать хотя бы ради выделенных мною моментов.

А Джульетту я таки не люблю. Хоть, здесь она намного приятнее, чем у Шекспира.

Итак
Алессандро Капулетти - граф Капулетти (по нашему - Арман)
Джульетта - ясно кто )))
Лючия - жена графа, мать Джульетты. (по нашему - Камилла)

Выделения (кроме курсива) - мои

<...>
-Я слышала, как отец говорил, что герцог очень сердит на постоянные ссоры наших семей. Говорят, что его высочество ничего не желает столь же страстно, как мира. А что, как не наш брак, может послужить залогом этого мира?
Покончив со сборами, девушка вручила своему возлюбленному ворох одежды и заглянула в глаза:
- Тебе нужно пойти во дворец и добиться аудиенции. Пока я буду убеждать отца, ты попросишь у герцога защиты и поддержки. Он наверняка будет на нашей стороне! А раз так, твой отец не сможет ничего возразить: ведь не пойдет же он против самого герцога в открытую!
* * *
Такая уверенная перед Ромео, после его ухода Джульетта растеряла бОльшую часть своей храбрости. Нет, она не отказывалась от своей идеи, но чувствовала, что на сей раз зашла слишком далеко. Конечно, отец прощал ей многое… да что там, ей прощалось все и всегда, она ни в чем не знала отказа! Но все-таки седьмым чувством девушка ощущала, что брак против родительской воли, тем более брак со столь ненавистным Монтекки – это слишком даже для любящего отца.
Однако, как она сама сказала, все самое сложное они уже совершили, и обратной дороги не было. Сейчас им с Ромео действительно оставалось только отстоять уже полученное счастье – и она, Джульетта, была твердо намерена добиться своего.
Одевшись ровно так, чтобы не выйти за рамки приличий, девушка выскользнула из своей комнаты и направилась к отцу.
Дом медленно просыпался, внизу слышались переговоры слуг, по коридорам медленно расползались ароматные запахи готовящегося завтрака. Однако Джульетта старательно обходила наиболее людные места: с отцом ей нужно было увидеться наедине.
Дойдя до нужных покоев она в последний раз собралась с духом и, постучавшись, вошла.
- А, Джульетта! – увидев ее, улыбнулся отец. – Уже проснулась?
Сам синьор Капулетти, видимо, поднялся недавно, о чем явственно свидетельствовал наброшенный прямо на ночную рубашку халат.
- Папенька!
Девушка с порога нырнула в отцовские объятия и потерлась носом о теплое со сна плечо. Алессандро рассмеялся детской непосредственности дочери и, прижав ее к себе одной рукой, другой потрепал по еще не убранным золотистым локонам. Разумеется, он не мог не видеть, что его девочка уже выросла, но в глубине души она все еще оставалась для него ребенком, его любимой малышкой.
Впрочем, за неполные четырнадцать лет он неплохо успел изучить Джульетту, и потому, насладившись дочерней лаской, легонько отстранил ее. Заглянув в невинно-голубые девушки он коснулся указательным пальцев кончика ее носа.
- Ну, егоза, что ты хочешь на этот раз?
Джульетта старательно надулась, прекрасно зная, как очаровательно выглядит в этот момент, и протянула:
- Ну папенька, неужели я не могу прийти к Вам просто так?
- Если это так, то надо будет не забыть записать сей день куда-нибудь – ибо такое на моей памяти произошло впервые, - снова рассмеялся ее отец.- Неужели я всегда была такой плохой дочерью? – печально нахмурила светлые брови девушка.
- Ты – самая лучшая дочь на свете, - Алессандро улыбнулся игре дочери. Она велась столь наивно – и в то же время столь вдохновенно.
- Раз так, - решив, что пора переходить к делу, вновь заговорила Джульетта, - то… Папенька, чтобы Вы сказали, если бы узнали, что Ваша дочь… полюбила? – выпалила она.
- Полюбила? – несколько рассеяно переспросил синьор Капулетти, однако в следующий момент оживился. – Так значит, бал не прошел даром! Я так и знал, что граф Парис придется тебе по сердцу! Поистине, он более чем достойный для тебя кавалер.
- О нет, отец, - на лице Джульетты появилось трагическое выражение. – Увы, но это не Парис…
- Не Парис? – теперь уже нахмурились брови Алессандро. – Дочка, мы дали ему слово…
- Папенька! – девушка вновь обняла его, зарывшись лицом в рубашку. – Но я полюбила! И только с ним буду счастлива!
- Глупости! – синьор Капулетти, покраснев, отцепил ее руки. – Капризы! Ну кто еще может быть достоин твоей любви?
- Любовь не выбирает достойного! – воскликнула Джульетта, заламывая руки. – Она просто приходит: как вспышка, как пожар! Она сжигает, и только тот, кому отдалось сердце, может поднести живительную влагу!
Алессандро отмахнулся, жалея в этот миг, что научил когда-то дочь читать. Жила бы себе сейчас безмятежно, не смущая девичий разум всякой романтической чушью.
- Отец! – по щекам Джульетты потекли слезы. – Я умоляю!
Синьор Капулетти отвернулся, стиснув зубы. Видеть, как плачет дочь, было выше его сил, но и вопрос был не такой, чтобы идти на поводу.
- Отец, но ты же сам когда-то любил… Наверняка!
Губы Алессандро сжались в единую линию.
- Любовь и брак – различные дела. Спроси свою матушку, любили ли мы друг друга, когда венчались… Однако ж я не знаю супруг достойнее ее, горжусь ею и уважаю. Уверен, что и столь же достойно войдешь в дом Париса.
- Но разве ж Вы стали от этого счастливее? – прошептала Джульетта. – Неужели по ночам сердце не щемит от мысли, что счастье могло быть здесь, рядом – но рядом лишь холодная постель.
- Ты слишком рано заговорила о постели! – вспылил Алессандро. – Исполнять свой долг – вот в чем счастье! Да и не всегда можно получить то, что просит сердце, - уже тише, как бы в сторону, добавил он.
- Я без него умру, отец, - Джульетта упала на колени и обняла ноги отца.
- От влюбленностей еще никто не умирал! – возмутился тот и попытался отцепить ее от себя, однако девушка впилась в его халат пиявкой.
- Я первой буду! – воскликнула она, сжимая объятия сильнее и рискуя уронить отца прямо на себя.
- Что за нелепица! – синьор сейчас не мог даже по-нормальному гневаться, ибо все его силы и внимание уходили на то, чтобы не упасть. – Ну вот только подумай, что я, по-твоему, должен сказать Парису?
- Скажите ему, что я пред Богом венчана с другим! – зажмурившись, прокричала Джульетта.
В комнате воцарилась звенящая тишина.
На какое-то время девушке показалось, что она оглохла, однако ее опасения развеялись, когда эту тишину пронзил негромкий, дрожащий от ярости, голос ее отца.
- Ты… ЧТО? Имейте совесть, сударыня, немедленно признайтесь, что эта глупая, неуместная выходка – всего лишь шутка.
Руки Джульетты сами собой разжались, выпуская из ослабевших пальцев шелковую ткань халата. Несмело подняв голову, она встретилась взглядом с отцом. Кровь прихлынула к его лицу, покраснел даже кончик носа – и на этом лице ярко сверкали потемневшие почти до черноты глаза. Девушка непроизвольно сжалась. Таким чужим, таким незнакомым сейчас выглядел самый родной человек, что с ужасом подумала она, а отец ли он ей.
Однако отступать было уже поздно. Да и, если посмотреть трезво, уже и некуда. Пожениться тайно еще реально – но жить, храня в тайне брак – невозможно.
- И кто же это? – синьор Капулетти с трудом сдерживал злость – и оттого более жутко звучал его внезапно охрипший голос. – Кто этот подлец? Какой-нибудь хлыщ или фигляр, окрутивший тебя своими побасенками? Или смазливый дворянчик, тянущий руки к моему состоянию? Или развратник, прельстившийся твоей красотой?
- Нет!
Джульетта рыдала уже по-настоящему, и это было уже вовсе некрасиво. Глаза покраснели, нос распух, а губы нелепо кривились – однако именно сейчас девушка меньше всего думала над тем, как она выглядит. Впервые в жизни она боялась. Отец, в общем-то не слишком высокий человек, сейчас возвышался над ней как скала. По сравнению с ним она казалась маленьким хрупким цветком, готовым вот-вот завянуть в расщелине, куда не попадает солнце.
- Кто он?! – Алессандро сорвался на крик. – Говори же, девчонка!
Девушка попыталась ответить, но похолодевшие губы лишь шевельнулись, не издав ни звука.
- Говори!!!
Вопля, слышимого, наверное, даже в самых отдаленных уголках дома, синьору Капулетти показалось недостаточно, и он размахнулся, чтобы дать дочери пощечину.Глаза Джульетты пораженно распахнулась, а потом испуганно зажмурились. Вся ее фигурка сжалась в единый комочек. Тело замерло в ожидании удара, однако в голове промелькнула неожиданно четкая мысль: «Господи, лишь бы сейчас никто не вошел!» Девушка твердо помнила, что сам по себе отец был отходчив, но стоило только кому-нибудь сказать ему хоть слово поперек, и он заводился. Выражаясь простонародным языком «вожжа под хвост попадала». Любой пустяк, которому кто-либо придавал значение, для отца становился вопросом принципиальным. И кинься сейчас кто защищать Джульетту – пощады не будет ни обвиняемой, ни заступнику. «Он никогда не бил меня! Не ударит и теперь! Не ударит, не ударит!!!»
Секунды шли, а удара все не было. Напряжение потихоньку уходило, оставляя все члены стонать от неудобной позы. Джульетта осторожно, нерешительно приоткрыла глаза.
Отец стоял в шаге от нее, глядя на свою ладонь. Потом медленно перевел взгляд на дочь. Ярость вместе с темнотой ушла из его глаз, вернув первоначальный светло-серый оттенок. В них плескалась растерянность.
- Не могу… - тихо произнес он. – Последний огонек в моей жизни… не могу потушить.
Он сделал несколько шагов и тяжело опустился на еще не застеленную кровать. Протянул руку к Джульетте, и та, так и не поднявшись, путаясь в своей рубашке, ползком добралась до него. Уткнувшись лицом в его колени, она разревелась в голос. Страшный, незнакомый человек пропал, и рядом снова был ее отец. Девушка чувствовала, как теплые руки легли ей на спину, поглаживая и неловко перебирая спутавшиеся пряди.
- Как же так? – негромко произнес Алессандро, и в его голосе прозвучала та же растерянность, что была и в его глазах. – Как же так, дочка? Почему? За что?
Это «за что» прозвучало особенно больно, однако все влюбленные эгоистичны. Страх Джульетты прошел, и она поняла, что все самое тяжелое позади. Осталось вбить лишь последний гвоздь. Он будет самым острым, но девушка чувствовала, что отец уже смирился.
- Кто он? – продолжал настаивать синьор Капулетти. В его голосе больше не было злости, лишь усталость. – Говори уж… Должен же я знать, как зовут моего… зятя.
- Ромео, - еле слышно пробормотала Джульетта и, поняв, что отец ее не расслышал, - повторила громче: - Его зовут Ромео!
Алессандро едва заметно поморщился.
- Какого рода он?
- Монтекки… - обреченно выдохнула девушка и зажмурилась, опасаясь новой волны гнева.
Однако синьор Капулетти сквозь сжатые зубы произнес лишь нечто непечатное, сопровождаемое то ли всхлипом, то ли стоном. Далее его речь стала чуть более связной.
- Ах, как прав был племянник! – все так же сквозь зубы процедил Алессандро. – Гнать надо было этого мальчишку в шею, едва он ступил на порог нашего дома! Так нет, я благородство захотел проявить… А ему, видите ли, гостеприимства моего мало было…
- Отец, но мы правда любим друг друга! – прижимаясь плотнее к отцу, упрямо настаивала девушка. – И мы венчаны перед Господом Богом… Благословите и Вы нас! Вы же видите, я не могу без Вашего благословения!..
Рука Алессандро тяжело легла на головку дочери, заставляя ту поднять глаза.
Отец и дочь встретились взглядами. И, видимо, было что-то в покрасневших, заплаканных голубых глазах Джульетты. Плечи синьора Капулетти бессильно опустились.
- Не к добру это, дочка. Ничего хорошего от Монтекки ждать не приходится. Может, пока еще не поздно?..
- Поздно, папенька, - щеки Джульетты стыдливо вспыхнули, но взгляда она не отвела.
Ее отец вздохнул и прикрыл глаза. Собравшись с силами, он произнес:
- Где хоть сейчас твой разбойник?
- У герцога, - девушка поняла, что одержала победу. – Мы решили, что только он сможет помочь нам убедить синьора Монтекки…
- О да, он тоже вряд ли будет рад, - по губам Алессандро скользнула бледная улыбка. Осознание того, что его старинного врага этот брак также не осчастливит, послужило хоть каким-то утешением. – Ну что ж, тогда, пожалуй, и мне нужно во дворец. Да и с Парисом лучше я сам переговорю – прежде, чем молва донесет до него исковерканные слухи.
А ты… - он снова пристально вгляделся в лицо дочери и будто только сейчас заметил, какое оно бледное и перекошенное. – Иди к себе, дочка. Умойся и приведи себя в порядок.Джульетта согласно кивнула и медленно поднялась на ноги. Она сама подозревала, что выглядит ужасно, однако на душе ее пели соловьи. Ей все удалось! Только бы у Ромео прошло все так же гладко. Склонившись перед отцом и поцеловав ему руку, девушка выскользнула из покоев.
Однако стоило ей завернуть за угол, и она носом уткнулась в мать.
Синьора Лючия была уже полностью одета, будто и не стояло раннее утро. Утонченная и изящная, благоухающая мягким цветочным ароматом, она возвышалась над заплаканной, теребящей и без того измятую ночную сорочку дочерью. Ярко-голубые глаза синьоры смотрели холодно и в то же время с некоторым… удивлением?
- Ты слышала?.. – Джульетта сделала пару шагов назад, глядя на мать исподлобья.
- Вы с отцом так кричали, что я не знаю, кто в этом доме мог вас не слышать, - спокойно ответила Лючия. Лишь только тот, кто знал ее очень хорошо, мог расслышать в этом ровном голосе нотки резкого неодобрения.
- И ты… ты тоже против?
Мнение матери ничего не решало, и Джульетта это знала. Она были истинной хозяйкой в доме Капулетти – но, скорее, потому, что ее импульсивный и несдержанный муж очень редко удосуживался вникать в текущие дела. Он нечасто подвергал сомнению решения супруги, ибо действительно доверял ей и чувствовал, что свои обязанности она исполняет как нельзя лучше, однако решение, принятое синьором Капулетти было не под силу оспорить никому. Как однажды пошутил кузен Тибальт: «Проще сразу повеситься, нежели помереть, пытаясь навязать твоему отцу мнение иное, нежели его собственное»
И в то же время девушка ощущала настоятельную потребность получить хоть чью-нибудь поддержку. У нее была робкая надежда на мать – одной женщине всегда проще понять другую… Однако Лючия, совсем девочкой вышедшая замуж по решению родителей за человека, годящегося ей в отцы и обладающего крайне непростым характером, имела слишком большое чувство собственного достоинства.
Синьора Капулетти не ответила дочери и развернулась, чтобы идти к себе. Уже сделав пару шагов по коридору, она, не останавливаясь, бросила через плечо:
- Я так понимаю, твой отец уже сказал свое слово, и противиться ему не в моих силах. Вот только… В дом графа Париса ты бы вошла госпожой – а кем ты войдешь в дом Монтекки?
<...>