1.
Это, конечно, можно попробовать. И даже примерно знаю как. Но, хоть Арман и пытался вернуться, его достаточно бесцеременно задвинули обратно. При том, что Шерлок даже не в особняке!!! Я не брала его в Особняк!!!
Ну, в общем, собственно, что я хотела запротоколироватьУвы. Жена приемыша не беременна. Прислала на днях смс, сказала, что все-таки не случилось. Настроение у нее печальное. Этот мерзкий мальчишка не хочет детей. Я ее утешала, что это из-за нестабильности и безденежья... Бедняжка. Я расстроилась, честно говоря, очень. И бедный папа. Он был так рад...
2.
Это точно не может уместиться в рамки бордового цвета. Т.е. с натяжкой может... но это будет такое ню, что я не осмелюсь вложить ни в чьи уста или пальцы. Интимно личноеБеременная женщина прекрасна. Она удивительна. И она прекрасна. И это счастье, когда она доверяет видеть эти изменения ее тела. Мне невыразимо жаль, что я не могу фотографировать ее постоянно меняющееся чарующее обнаженное тело с все ярче проступающими голубыми прожилками вен чуть ниже ключиц (я буду целомудренна в описаниях и не продолжу), и что моя память так коротка, что я не могу даже надеяться сохранить в ней эти драгоценные для меня моменты.
Я говорила с ней так же, как сейчас говорю с ее ребенком, когда она сама была еще в утробе. Правда, тогда я мечатала о мальчике и думала, что будет Андрюша. Я гладила и целовала живот так же, прислушиваясь к жизни за его сводом, как сейчас она позволяет мне делать с ее животом. Моя маленькая большая уточка. И мы снова ждем мальчика. Который снова может оказаться девочкой. Но мы ждем и мальчика, и девочку одинаково.
Сначала, дитё было Лялькой. Лялечкой, Лялюсей.
Теперь оно стало Ляльком, Ляликом. Ляльком.
И я очень хочу, чтобы оно все-таки увидело свет. Любого пола, цвета и размера.
Я входила на кухню, а она решила меня напугать. Я не слышала ее шагов. Она сняла тапки и ходила в теплых гольфах. От детского "Бу" и прикосновения к талии, я взвизгнула. Наверное, совсем как Камилла в комнате умирающего мужа от прикосновений языка его собаки. Она напугалась сама. Я напугалась уже за нее и Лялика. Мы, конечно, посмеялись, несколько нервно, а затем я присела, целуя нашу упругую семейную драгоценность:
- Лялько! Твоя мамка меня напугала! А я ее напугала, прости, Лялечко!
Его юная, чтобы там ни говорили врачи и люди, мама засмеялась, поняв все по-своему:
- Жалуйся ему, жалуйся!
Стало так по-семейному тепло и уютно...
А сегодня на каком-то из переходов метро я вспоминала ту женщину, которую в утробе матери убивали в абортарии, и ужаснулась до слез: моего брата... или, скорее, моих двух братьев-близнецов... никто никогда не любил. Кроме Бога. Это так страшно. Так страшно... И я часто говорю им, что люблю их, или его, но редко молюсь о них.
Сегодня вот помолилась.